Здравствуйте, друзья!
Я — Дмитрий Березников, комиссар Центрального Совета нашего Движения. С 2013 участвую в военно-исторической реконструкции. Воссоздаю бои Великой Отечественной Войны на стороне СССР — успел побывать и милиционером в Воронеже и Сталинграде, минометчиком в Бресте и Калуге, санитаром опять же в Воронеже. С июня этого года являюсь военным комиссаром Военно-исторического клуба «СИГНАЛ», занимая звание ефрейтора РККА и роль старшего телефониста отделения связи взвода телефонно-кабельной роты отдельного батальона связи. Реконструкция для меня способ почувствовать себя солдатом той войны, ощутить то, что чем жили наши воины-победители, воссоздать историческую правду. Этот очерк — очерк обо мне, моих друзьях, коллегах по реконструкции — всех тех, кто принял участие в реконструкции обороны Брестской крепости 22 июня 2014 года. В нем описаны события произошедшие в лагере участников и на реконструкции — так, если бы они происходили в 1941 году. У очерка есть развитие и продолжение — и оно скоро увидит свет, в том числе и на этом сайте, если уважаемые читатели оценят это произведение. Итак, у нас 21 июня 1941 года….
Дмитрий Березников
Заканчивался обычный день под Брестом, бывшем Брест-Литовске, который вернулся в БССР в 1939 году. Солнце тихо опускалось за Буг, а в лагере РККА так же тихо заканчивалась и замирала работа. Ефрейтор отделения связи Дмитрий Березников в который раз за день механически провел руками по кнопкам коммутатора, проверил крепление проводов к нему и встал со скамейки, разминая затекшую спину. С вечером похолодало, и вышедшие на учения в поля под Брестской Крепостью бойцы подразделений 125 стрелкового полка расходились по палаткам, надевали ватники и шинели, разжигали костры и у своих взводных палаток. «Вот и мне надо надеть шинель» — подумал ефрейтор, и нащупал её в темноте палатки комендатуры — там почему-то постоянно кончался керосин в лампах и вечно было темно, из-за чего соединять редко звонивших абонентов приходилось практически вслепую.
- Дима, как у тебя там? — в палатку зашел знакомый со времён Зимней войны ставший буквально днем старшим сержантом командир откомандированного с 125-ым полком отделения взвода ТКР для обеспечения связи в лагере Ярослав Прокофьев.
- Да нормально, Ярик. Слушай, ты теперь старший сержант, мне аж тебя просить неудобно.. . — завел ефрейтор
- Прекрати издеваться, а? — возмутился Прокофьев — сколько я тебя знаю, может, скоро и тебя повысят, благо есть за что — чай, вместе новую технику осваиваем успешнее всех в батальоне, да и раньше кое-какие заслуги имелись…
- В общем ладно, о чем это я? Мне надо идти проверить линии, посиди на коммутаторе. Что-то связь с первым лагерем прекратилась.
- Иди, поработаю за себя — и старший сержант на ощупь сел на скамейку.
Торопливо застегнув шинель, затянув ремень и закинув на плечо сумку с инструментом ефрейтор вышел из палатки. Привычно козырнув коменданту лагеря, капитану Гребенникову, он направился в сторону обильно росших кустов — поле предваряла небольшая рощица, в которой красноармейцы и остановились. На этих самых кустах и деревьях, росших по невысоким холмикам лежали провода — где-то висели, где-то прикопаны, где-то были подвешены. Держа их в руке он шел вперед, легонько дергая провода, проверяя их таким образом на целостность.
Березникову была привычна эта работа — с Освободительного похода, где он молодым красноармейцем мотал катушку, обеспечивая связь; с Зимней войны, где он так же проверял провода, шедшие в штаб 43-го стрелкового корпуса, частенько заглядывая в санбат или к своему другу Прокофьеву, который тогда еще служил в разведбате и претендовал на отделенного командира. Это потом, они вместе сговорились и ставшего уже сержантом Прокофьева — за былые подвиги и за отличную работу, и его — ставшего ефрейтором за отличные успехи в обучении телефонистскому делу — перевели в 30 отбатсвязи, стоявший в Белоруссии, где они и продолжали служить. Березников и дальше бы продолжал предаваться воспоминаниям, автоматически проверяя провод, если бы не резкий укол в ладонь. Мгновенно зажав отчаянно колющийся провод пальцами, он перевернул линейную сумку на живот и посмотрел на руку — в поцарапанной вечной чисткой кабеля ладони блестел аккуратно обрезанный провод. Рядом, на кусте висел другой обрывок, взяв который в руку, Березников убедился, что он тоже отрезан. Тихо матерясь сквозь зубы на неведомых шутников, он занялся не менее привычным делом — достал кусок провода, изоленту, ножик… Но тут опомнился — такое он видел ранее, на Финской — провод тогда аккуратно лежал на снегу, выкопанный из-под земли и так же не менее аккуратно порезанный на кусочки. Как потом выяснилось, его так во многих местах изрезал пойманный финский диверсант. Не успев обдумать эту мысль, ефрейтор внезапно услышал резкий топот, стрельбу, глухой крик «Немцы!» и выстрел. Действовать надо было решительно, и он бросился на крики — и увидел, как у палатки политпропаганды некий ранее невиданный красноармеец стреляет из «Нагана» в упавшего на землю командира близлежащей заставы старлея погранвойск Котова. Выстрелив еще раз, он, не оборачиваясь, побежал на вторую линию, в сторону слабо охраняемого выхода. С криком «Держи его!» Березников бросился за ним, но тут выстрел, и горячее тепло разлилось по телу. Обмякнув, он упал на землю и потерял сознание.
Очнулся он всё там же, на земле. На не отключенный фонарик в его руке и крики прибежал патруль, а позже — и санитары, которые бережно заматывали руку. Пуля прошла по касательной, по руке, совсем немного задев мышцы и содрав кожу.
- Что это было? — простонал ефрейтор
- Диверсант. Мы его поймали и сопроводили в особый отдел, им уже занимаются — ответил старший патруля.
- Немедленно отведите меня к чекистам! — потребовал, поднимаясь и надевая шинель ефрейтор.
- А оно тебе надо? — спросил, помогая надевать шинель патрульный
- Надо, может чем помогу… — сказал Березников и в сопровождении патруля двинулся в палатку особого отдела.
В палатке ОО уже горел свет. В ярко освещенной палатке выделялся знакомый лейтенант госбезопасности из дивизионного и незнакомый военюрист в очках. Они оба сидели у стола, на котором были разложены кипы бумаг, напротив них, под караулом сидел уже знакомый диверсант и незнакомая девушка. Сторожили их три НКВДшника.
- Товарищ лейтенант госбезопасности, разрешите обратиться? — приложив руку к пилотке, начал Березников
- А, это вы товарищ ефрейтор. Опять по связи? — ответил щурясь лейтенант, а военюрист поднял голову от бумаг и внимательно посмотрел на ефрейтора. Лицо у военюриста было доброе, но чрезмерно усталое.
- Никак нет, товарищ лейтенант. Я по поводу вот этого — и ефрейтор указал пальцем на сидевшего на скамейке диверсанта.
- И что вы хотите сказать? — спросил военюрист
- Это он стрелял в меня! — громко заявил Березников и указал рукой на диверсанта.
- Я же тебя убил! — проскрипел сквозь зубы диверсант.
- Ты меня ранил – возразил Березников и добавил — а перед этим убил товарища Котова, командира погранзаставы.
- Понятно — вздохнул военюрист и поднял из бумаг револьвер — скажите, это ваше оружие?
- Да — ответил диверсант
- Товарищ военюрист второго ранга, этот «Наган» был найден рядом с местом где был ранен ефрейтор — внезапно высказался старший патруля
- Всё ясно. Ефрейтор, вы можете быть свободны — сказал военюрист
- Идите — повторил особист и махнул рукой в сторону выхода
- Есть — приложив руку к пилотке, ефрейтор вышел из палатки и направился к своей. Там его уже ждал встревоженный старший сержант и всё отделение.
- Что с тобой? — бросился к нему красноармеец Володя Карандин, молодой боец, недавно прибывший из Подмосковья.
- Видишь, еще одним раненным больше – усмехнулся Березников и кратко пересказал ситуацию.
- В общем, попал ты в переплет — в конце рассказа резюмировал Прокофьев — хорошо, что ты жив, а рана заживет. Помолчав с минуту, он добавил — мы сегодня ночью дежурное подразделение, поэтому сидим у костра, греемся, делаем что надо будет… Короче, работаем!
- Это хорошо — протянул Березников и вместе со всеми направился к костру.
Ближе к утру, подбрасывая очередные дрова в костер командир протянул:
- Все ли слышат, что с границы доносятся подозрительный шум? Да и собак немецкой погранполиции не слышно, всё какие-то передвижения, будто двигается что-то большое.
- Ох — вздохнул Березников — не наводи панику, и так тошно. Но и правда, как-то тревожно стало…
- Тревожно … — эхом повторил Володя.
- Товарищи, что мы всё о грустном? — спросил красноармеец Даниил Пономарев — Давайте всё-таки поговорим о приятном, а еще лучше — тихонечко споем.
И друзья затянули популярного Утесова, легонько, вполголоса, что бы не разбудить товарищей.
Ночь. Стрелки часов неслышно подбирались к роковым 4-ым часам. Пограничники всех застав западных границ СССР напряженно вглядывались в темноту летней ночи.
И её внезапно разрывает резкий взрыв! Один, второй, третий — их много, очень много! Отделение поднялось, и не зная что делать, растерянно осталось около костра, среди разбуженных взрывами красноармейцев.
Грохот взрывов внезапно разрезал крик — СВЯЗЬ!
Прокофьев бросился на него. Через минуту он вернулся и прокричал — ребята, нам надо срочно прорваться на заставу и узнать что там! Березников бери катушку, все остальные винтовки и вперед!
И бросились бежать, на бегу набивая карманы патронами, заталкивая инструменты и привязывая провод к телефону комполка.
Через дым, грохот взрывов, обегая воронки связисты влетели на заставу. Березников, срывая катушку, сразу бросился к телефону, одиноко стоявшему на столе и начал прилаживать к нему провода. Командир же одернул командира заставы.
- Товарищ старший лейтенант, старший сержант Прокофьев, 30 ОБС! – проорал командир — Командование 125 полка прислало нас узнать что у вас происходит!
- Всё у нас нормально! Вас это не касается! – в ответ прокричал командир
- Касается! Немедленно доложите комполка! — крикнул в ответ ему связист
Котов (да, это был именно Котов — живой и невредимый) бросился к телефону и остервенело начал крутить ручку. Бросив в трубку несколько фраз, он с грохотом бросил её о стол и крикнул:
- Связь! Отступай к Крепости! Мы прикроем!
- Есть! — ответил Прокофьев и все вместе бросились бежать в сторону казематов.
Опять бег в чаду разрывающих снарядов… Через дым начали проступать силуэты в мышиной цвета формы; они были далеко. Связисты бежали, изредка припадая к земле и стреляя в наступающую немецкую пехоту. Вот уже спасительные стены казематов — в них не было дверей, уже окна щетинились осколками стекол, но родные стены старой крепости уже так близко… Последний рывок — и отделение бросилось к темневшему входу. Остались какие-то два шага, и вот уже красноармейцы кричат «Бегите к нам!», тянут руки, вот в них падает Ярик, но… резкая боль опять пронзила ногу, чуть выше колена и Березников с криком «Санитары!» падает на землю. «Дима!» — кричит Прокофьев и бросив винтовку на руки красноармейцу Карлову вместе с Карандиным уже тянет его в сторону казематов.
Через секунду они уже за этими спасительными стенами, по которым огромным молотом стучат взрывы артиллерийских снарядов. Падает штукатурка, вылетают двери и окна, но слышатся, слышатся лязганье затворов. Минутная потерянность прошла — и армия становится армией, и вот уже появился лейтенант — да, он без портупеи и револьвера, но он уже готовится вести в контрнаступление бойцов может даже не своего отделения.
Связисты же не отстают от пехоты. Перевязанный случайным ИПП Березников уже говорит — «Ребят, я с вами…»
Взрывы кончились. Внезапно в наступившей тишине слышится крик «В атаку!» и огромная лавина из красноармейцев бросилась на наступавшего врага. Казалось, ожили даже убитые, ведь все, все побежали на не ожидавшего подобного сопротивления врага. Грохот выстрелов, стрекот пулеметов, выстрелы советских орудий, крики раненных — все это смешалось в единый страшный шум войны.
Ефрейтор Березников не смог далеко бежать. Он упал рядом с ближайшим бревном, из-за которого уже стрелял некий красноармеец. Расположившись рядом с ним, он начал стрелять, тщательно выискивая серые цели.
- Отходим! — раздался крик. Красноармейцы бросились назад, вместе с ними пошел и ефрейтор, вслед за Ярославом. голова которого уже была в крови. Внезапный шум, грохот, взрыв — и снова резкая боль. Едва не потеряв сознание от неё, держась за покалеченную руку, шатаясь Березников дошел до ближайшего белого халата, мечущегося у стен Крепости.
Белый халат… Кирпичные стены… Стоны… Еще одна боль… Возглас — «Кусок снаряда!»… Отрывки закончились, и Березников очнулся. Рука была перебинтована, рядом лежал с перемотанной головой Прокофьев.
- Дима — прошептал он — а Андрюха-то убит…
- Вечная память — через минуту так же прошептал ему Березников.
На следующий день атаки продолжались. Раненных было все больше и Березников, шатающийся от слабости, опять пошел в атаку, получил ранение в голову, собственно, как и его командир — просто вдалеке опять разорвался снаряд. Двойное ранение в голову, уже перемотанные рука и нога — воевать больше не было возможности, и связисты остались в лазарете, среди стонущих раненных.
24 июня, не в силах более смотреть на страдания женщин, детей, раненных командиры обороны приняли решение отправить их в плен, надеясь на хоть какое-то милосердие немцев. Среди таких и оказались связисты уже не существующей телефонно-кабельной роты 30 отдельного батальона связи.
Ефрейтор мало что помнил. Опираясь на медсестру в грязном от крови и грязи халате, опираясь на палку, то волоча, то поджимая раненную ногу он шел на милость немцев. В голове все было спокойно — он понимал, что его убьют, но перед этим он должен хотя бы задушить еще одного врага. Впереди шел его раненный командир, в голове у которого билась та же мысль.
Вот уже немецкие кордоны. Лающие собаки, цепи мышиных мундиров… Завидев кусок белой материи на палке у жены командира Быкова, немцы подбежали к группе, бесцеремонно подталкивая её к ограждению, выискивая среди группы людей с петлицами.
«Вот и настал мой последний бой» — подумали одновременно командир и его заместитель.
Вот уже немец подбежал к санитарке, которая испуганно прижимала к себе раненного ефрейтора.
- Нет, не трогайте его! — кричала она, упорно отбиваясь от выдирающих из её рук раненного старшего телефониста ефрейтора Березникова немцев — Дима!!
Ефрейтор, которого немцы и медсестра Аня мотали друг к другу упал не землю.
- «Aufstehen!» — грозно рыча немец поднял за шкирку отбивающегося ефрейтора и швырнул его вперед, где он снова упал.
Мимо прошел немецкий офицер. Мимолетом кинув взгляд на поднимающегося, перепачканного кровью ефрейтора он бросил рядом стоявшим солдатам «Erschießen» и ушел дальше.
Дуло винтовки поднялось вверх. В глазах у ефрейтора потемнело и начав подниматься с криком «За Родину!»… Только не успел. Резкий выстрел оборвал крик ефрейтора, тупая боль растеклась по телу и он упал в траву. Последнее, что он помнил — тычок дулом, брезгливое лицо немца шарившего по его карманам и бескрайнее, голубое небо, часть которого застилал черный дым пожара…
А рядом убили его командира — Ярика тоже не хотела отпускать санитарка, но немцы безжалостно убили сначала её, а потом, пошвыряв падающего от усталости старшего сержанта по земле, они поставили его и расстреляли можно сказать что торжественно — тем более что пули его настигли уже в движении, когда он с голыми руками из последних сил бросился на улыбающегося врага…
Павшие в 1941 году у стен Брестской Крепости не знали что впереди их всех — безымянных и названных, командиров и красноармейцев, вольнонаемных и мирных — их всех ждет бессмертная слава. Они не знали, что их жизнь и их смерть станет образцом мужества и героизма, что память о них будет жить вечно, что их подвиг не будет забыт…
Движение коммунаров
